— Пожалуйста, — сказала девушка, ставя перед ним бокал.
— А как насчет воды?
— Конечно… Извините.
Девушка смутилась, досадуя на себя за допущенную оплошность. Полпинты холодной воды она подала в кувшине. Ребус налил в бокал несколько капель и слегка взболтал.
— Вы кого-нибудь ждете? — спросила барменша.
— Я думаю, он ждет меня, — раздался рядом знакомый голос.
Обернувшись, Ребус увидел Андропова. Должно быть, он с самого начала сидел в одной из кабинок, поэтому инспектор его не заметил. Русский миллионер улыбался, но взгляд его оставался холодным и цепким.
— А где ваш телохранитель? — спросил Ребус, но Андропов не ответил. — Еще бутылку воды, — сказал он, обращаясь к барменше. — И безо льда.
Девушка кивнула и, достав из охладителя бутылку минеральной воды, отвинтила крышку и налила воду в стакан.
— Итак, инспектор, я не ошибся? Ведь именно меня вы здесь ищете? — снова спросил Андропов.
Ребус покачал головой.
— Я случайно оказался в этом районе, — сказал он. — На самом деле я заходил в галерею к Теренсу Блэкмену.
— Вы увлекаетесь современным искусством? — Андропов удивленно приподнял брови.
— Мне очень нравятся работы Родди Денхольма, — ответил Ребус. — Особенно картины раннего периода — те, которые похожи на детсадовскую мазню.
— Вы, вероятно, шутите. — Андропов придвинул к себе стакан с водой. — Запишите на мой счет, — велел он барменше и снова повернулся к Ребусу. — Не перейти ли нам в кабинку, инспектор?
— В ту самую? — спросил Ребус.
— Я не понимаю…
— В ту самую кабинку, где вы сидели, когда в бар заходил Федоров?
— Я даже не знал, что он сюда заходил.
— Заходил. Кафферти угощал его коньяком. А когда поэт ушел, Кафферти присоединился к вам… — Ребус сделал небольшую паузу. — К вам и министру экономического развития.
— Блестящая работа, инспектор, — нехотя признал Андропов. — Нет, я и в самом деле восхищен. Я вижу, вы не ищете легких путей…
— И подкупить меня тоже нельзя.
— Я в этом не сомневался.
Андропов снова улыбнулся, но его глаза так и остались холодными, изучающими.
— Так о чем же вы болтали с Джимом Бейквеллом?
— Как ни странно, инспектор, но мы с ним обсуждали перспективы экономического развития Шотландии.
— Вы намерены вложить средства в нашу экономику?
— Шотландия кажется мне весьма подходящей страной для успешного бизнеса.
— Но ведь у нас нет ничего такого, что могло бы вас заинтересовать, — ни угля, ни нефти, ни производства стали…
— У вас есть и газ, и уголь. И нефть, разумеется, тоже.
— Говорят, ее запасов хватит лет на двадцать.
— В Северном море — да, но вы забываете о нефтеносных районах на западе. В Атлантике хватает богатых нефтяных месторождений, и в конце концов мы создадим технологию, которая позволит нам их освоить. Кроме того, существуют альтернативные источники энергии — энергия приливов и ветров.
— Не забудьте про политические ветры, которые дуют у нас в парламенте. — Ребус отпил глоток виски и, смакуя, подержал во рту. — Впрочем, это не объясняет, зачем вы осматривали бесхозные земельные участки в портовом районе.
— От вас действительно ничто не укроется, не так ли?
— Свойство шотландского национального характера, я полагаю.
— А не повинен ли в этом хотя бы отчасти мистер Кафферти?
— Не исключено. Кстати, давно хотел спросить — как вы познакомились?
— Нас познакомил бизнес. Совершенно законный, уверяю вас.
— Уж не за этот ли «законный» бизнес российские власти точат на вас зубы?
— Во всем виновата политика, инспектор, — пояснил Андропов с видом оскорбленной добродетели. — Политика и мое нежелание давать кое-кому на лапу.
— Показательная казнь?
— Это мы еще посмотрим…
Андропов поднес стакан к губам.
— И все же… Насколько я знаю, в русских тюрьмах сейчас находится немало богатых людей. Вы не боитесь к ним присоединиться?
Андропов пожал плечами.
— К счастью, — добавил Ребус, — у вас здесь много влиятельных друзей, и не только среди лейбористов, но и среди националистов. Должно быть, это очень приятно — чувствовать себя настолько нужным человеком…
Русский миллиардер продолжал молчать, и Ребус решил сменить тему:
— Расскажите мне об Александре Федорове.
— Что именно вас интересует?
— В прошлую нашу беседу вы упомянули, что его выгнали с преподавательской работы за связи со студентками.
— Да. Ну и что?
— Я не сумел найти ни одного упоминания об этом ни в прессе, ни в Сети.
— Дело не предавалось огласке, но в Москве о нем многие знали.
— Странно все-таки, что вы рассказали мне об этом, но не упомянули, что вы, оказывается, вместе росли. Ведь вы жили в одном районе, кроме того — вы ровесники…
Андропов коротко взглянул на него.
— Не могу не повторить, инспектор: я просто потрясен…
— Насколько близко вы его знали?
— Почти не знал. Я, по-видимому, воплощал все, что Александр ненавидел и презирал. Если бы он сидел сейчас с нами, он употребил бы такие слова, как «алчность», «беспринципность» и «жестокость». Я, впрочем, предпочитаю говорить об уверенности в себе, предприимчивости и динамизме.
— Значит ли это, что Федоров был убежденным коммунистом?
— В вашем английском языке есть слово «больши». Оно происходит от нашего русского «большевик». В свое время большевики проявляли неслыханную жестокость и беспринципность, но теперь так называют только упрямых ортодоксов, неспособных приспособиться к изменившимся историческим реалиям. Александр был из таких.