— Мы четверо должны постараться попасть в одну команду, — сказал Тиббет, глядя вслед Ребусу.
Филлида Хейс поинтересовалась, что он имеет в виду.
— Примерно за неделю до Рождества полицейское начальство тоже планирует провести что-то вроде праздничной интеллектуальной викторины. — Тиббет кивнул на экран телевизора. — Вопросы и ответы… Думаю, мы можем претендовать на главный приз, только я не знаю, каким он будет.
— К Рождеству нас останется трое, — напомнила Шивон.
— А как насчет твоего повышения? Есть какие-нибудь новости? — спросила Филлида, но Шивон только покачала головой. — Ну, это понятно… — Хейс вздохнула. — Начальство ужасно не любит распространяться о повышениях, наградах, премиях и тому подобных вещах — вдруг в последний момент что-нибудь случится.
Для Шивон эти слова были все равно что соль, посыпанная щедрой рукой на свежую рану, но возражать она не собиралась, к тому же к столу вернулся Ребус.
— Чем дальше в лес, тем больше дров, — проговорил он, качая головой, и снова сел. — Звонили из Хоуденхолла. По данным последних экспертиз, наш русский поэт имел в течение дня как минимум одно половое сношение. Думаю, они обнаружили на его штанах соответствующие следы.
— Может быть, он осчастливил кого-нибудь в Глазго? — предположила Шивон.
— Может быть, — согласился Ребус.
— А как насчет Федорова и этого… как его… ну, мужика, который записывал его выступление? — предположила Хейс.
— У Федорова была жена, — возразила Шивон.
— Это верно, — согласился Ребус. — С другой стороны, с поэтами ни в чем нельзя быть уверенным до конца. В любом случае с тех пор, как они ели карри, и до момента убийства прошло достаточно много времени… — Шивон и Ребус снова обменялись взглядами.
Тиббет заерзал на стуле.
— Но ведь это могла быть просто… ну, вы понимаете… — Он поперхнулся и покраснел.
— Что именно? — строго уточнила Шивон.
— Ну…
— Мне кажется, Колин имеет в виду мастурбацию, — спокойно пояснила Филлида, и по лицу Тиббета скользнуло выражение, в котором смешивались облегчение, благодарность и неловкость.
— Джон!.. — К их столику незаметно приблизился бармен.
Ребус обернулся.
— Взгляните, мне кажется, вам это будет интересно. — Бармен показал ему развернутую газету — последний, вечерний выпуск «Ивнинг ньюс».
На первой полосе красовался набранный крупными буквами заголовок «НА СМЕРТЬ ПОЭТА» и чуть помельче — «человек, который сумел сказать «нет». Архивное фото запечатлело Александра Федорова на фоне Эдинбургского замка. Шея поэта была обмотана клетчатым шотландским шарфом — по-видимому, снимок был сделан в один из первых дней после его приезда в Эдинбург. Тогда еще никто не мог и предположить, что Федорову остается жить не больше двух месяцев.
— Все тайное становится явным, — сказал Ребус и, взяв предложенную газету, оглядел сидящих за столом коллег. — Кто в курсе, откуда пошло это выражение?..
В отделе уголовного розыска полицейского участка на Гейфилд-сквер витал необычный запах. Отчетливее всего он ощущался в разгар лета, но в этом году не спешил исчезать, даже когда жара отступила. На несколько дней или даже недель он вдруг слабел, но потом заявлял о себе с новой силой.
Сотрудники жаловались, а Шотландская полицейская федерация даже угрожала забастовкой. Несколько раз в здании поднимали полы, чистили канализационные стоки, ставили ловушки на крыс и мышей, но причину странного запаха обнаружить так и не удалось.
— Так пахнет смерть, — говорили по этому поводу ветераны полиции.
Ребус понимал, что они имеют в виду. Время от времени из Лита вылавливали утопленника или в полуразвалившемся одноквартирном доме постройки шестидесятых годов находили разложившийся труп одинокого старика. Для таких даже в морге был выделен отдельный зал. Санитары, обслуживавшие этот зал, ставили на пол радиоприемник, который можно было включить в любой момент. «Отвлекает от вони», — говорили они.
В Гейфилдском участке бороться с запахом можно было, только открыв все окна, отчего температура в помещениях стремительно падала. В такие дни кабинет старшего инспектора уголовного розыска Макрея, отделенный от общей комнаты стеклянной перегородкой, и вовсе напоминал холодильник; впрочем, сегодня Макрей проявил завидную предусмотрительность, притащив из дома в Блэкхолле электрический обогреватель. Ребус где-то слышал, что в Блэкхолле живут самые состоятельные горожане, хотя на первый взгляд этот район, застроенный одноэтажными бунгало, не производил впечатления респектабельного. В том же Баритоне или Нью-Тауне дома и даже квартиры стоили миллионы. Впрочем, возможно, именно этим и объяснялось, что тамошние жители были намного беднее обитателей эдинбургских бунгало.
Воткнув шнур в розетку, Макрей включил обогреватель, однако, поскольку прибор стоял с его стороны стола, большая часть излучаемого им тепла оставалась на его половине кабинета. Вызванные им детективы продолжали отчаянно мерзнуть, а Филлида Хейс непроизвольно придвинулась к столу настолько близко, что казалось — еще немного, и она окажется на коленях у старшего инспектора.
Макрей заметил ее маневры и осклабился.
— Итак!.. — пролаял он, крепко сжимая ладони перед собой жестом, который показался бы умоляющим, если бы не начальственный тон. — Доложите, как продвигается расследование.
Ребус уже открыл рот, чтобы начать, но Макрей, словно предчувствуя неприятности, приказал Тиббету: