— Насколько мне известно, ваши записи целы и невредимы.
Блэкмен с явным облегчением вздохнул и тут же спросил, какое отношение все это может иметь к художнику.
— Чарльз Риордан был убит, — без обиняков заявил Ребус. — Мы предполагаем, что он случайно записал что-то такое, чего не должен был знать никто из посторонних.
— Вы хотите сказать — в парламенте? — изумился Блэкмен.
— Вы, случайно, не знаете, почему, работая над этим проектом, мистер Денхольм остановил свой выбор на заседаниях Комитета по возрождению городов?
— Не имею ни малейшего представления.
— Именно по этой причине мне необходимо побеседовать с самим мистером Денхольмом, — сказал Ребус. — Не могли бы вы дать мне номер его мобильного телефона?
— Родди редко отвечает на звонки.
— Но попробовать-то можно. Кроме того, я могу послать ему текстовое сообщение.
— Разумеется… — проговорил Блэкмен, впрочем без особого воодушевления.
— Так что если бы вы дали мне его номер… — не отступал Ребус.
Галерейщик снова вздохнул и, жестом предложив Ребусу следовать за собой, прошел в неприметную дверцу в дальней стене выставочного зала. За дверцей находился тесный кабинетик размером с кладовку или чулан, под завязку набитый полотнами без рам и рамами без полотен. Мобильный телефон Блэкмена стоял на зарядке, но он без колебаний отсоединил шнур и принялся нажимать кнопки, пока на экране не высветился нужный номер. Вводя его в свой мобильник, Ребус спросил, сколько стоят сейчас работы Родди Денхольма.
— Вы же понимаете — это зависит от материала, размера, затраченного времени… — начал Блэкмен.
— Приблизительно, — сказал Ребус.
— Я бы сказал, где-то между тридцатью и пятьюдесятью…
— Тысячами фунтов? — Он дождался утвердительного кивка и задал следующий вопрос: — А сколько зарабатывает мистер Денхольм в год?
Блэкмен нахмурился:
— Как я уже сказал, покупатели выстраиваются в очередь, чтобы приобрести работы, которых еще нет в природе. Вы понимаете?
— Понимаю. — Ребус усмехнулся. — А что именно приобрел Сергей Андропов?
— О, у мистера Андропова превосходный вкус. В свое время мне удалось достать ранний образец творчества Родди — картину маслом, которую он написал, предположительно, вскоре после того, как окончил художественную школу в Глазго. Вот она… — Галерейщик взял со стола и показал Ребусу репродукцию размером с почтовую открытку. — Она называется «Безнадежность».
Ребус взглянул. На его взгляд, подобную абракадабру мог нарисовать и четырехлетний ребенок. Похоже, случай действительно был, гм-м… безнадежным.
— Из всех картин, которые Родди написал до своего увлечения видеоинсталляциями, эта оказалась самой дорогой, — добавил галерейщик.
— И сколько вы за нее получили, мистер Блэкмен?
— Только свой обычный процент, инспектор. А сейчас прошу меня извинить…
Но Ребус еще не закончил.
— Приятно было узнать, что налоги, которые я плачу, в конце концов оказываются у вас в кармане.
— Если вы имеете в виду мои комиссионные за работу, которую Родди выполнил для парламента, — парировал галерейщик, — то можете не беспокоиться: все издержки взял на себя Первый шотландский банк.
— То есть за все парламентские художества Родди Денхольма расплачивается ПШБ?
Теренс Блэкмен быстро кивнул.
— Прошу прощения, инспектор, но мне действительно пора!..
— Довольно щедро с их стороны, — пробормотал Ребус, не слушая его.
— Первый шотландский банк — один из крупнейших покровителей искусства в нашей стране.
Теперь уже Ребус кивнул.
— Еще пара вопросов, мистер Блэкмен, если позволите. Как бы вы объяснили столь пристальный интерес мистера Андропова к современному шотландскому искусству?
— Я же говорил, у него отменный вкус. Думаю, оно ему просто нравится.
— И то же самое вы можете сказать об остальных русских миллионерах и миллиардерах?
— Некоторые, безусловно, считают искусство выгодным помещением капитала, другие покупают картины просто для удовольствия…
— А третьи, — добавил Ребус, — для того, чтобы окружающие видели, насколько они богаты.
Мистер Блэкмен тонко улыбнулся.
— Я допускаю, что в некоторых случаях элемент тщеславия играет не последнюю роль.
— То есть негласное соревнование, у кого больше яхта, у кого особняк в Лондоне, у кого очередная жена увешана бриллиантами, что твоя новогодняя елка, продолжается и в сфере искусства?
— Полагаю, вы правы.
— Но это не объясняет интереса Андропова к Шотландии, — сказал Ребус.
Блэкмен слегка пожал плечами и взмахом руки пригласил инспектора вернуться в выставочный зал.
— Я думаю, что симпатия к шотландцам и Шотландии заложена у русских в подсознании, — сказал он. — К примеру, многие из них обожают Роберта Бернса, который, как они считают, воспевал идеалы социалистического общества. Один из лидеров мирового коммунизма — Ленин, кажется, — писал: если в Европе когда-нибудь и произойдет социалистическая революция, то начнется она, скорее всего, в Шотландии.
— Но ведь со времен Ленина многое изменилось, — удивился Ребус. — Да и Андропов вовсе не коммунист, а самый что ни на есть капиталист.
— Вы забываете о подсознании, инспектор, — повторил Блэкмен. — Возможно, в глубине души русские все еще считают, что революция возможна…
Он загадочно улыбнулся, и Ребус невольно подумал, что мистер Блэкмен, вероятно, когда-то был членом коммунистической партии.