— Мне кажется, вы еще не совсем пришли в себя после субботы, сэр.
— Извини, Тодд, что-то я действительно разболтался. На самом деле я думал совсем о другом. Вчера я вообще много думал… о разных вещах и понял то, что должен был заметить раньше.
— И что же?
— Ты ведь христианин, Тодд?
— Вы ведь знаете, что да.
— Видишь ли, христиане бывают разные. Я бы сказал, что ты скорее тяготеешь к догматике Ветхого Завета: око за око, зуб за зуб и все такое…
— Не понимаю, что вы хотите сказать…
— Нет, я, конечно, ни в коем случае тебя не виню. Ведь в Ветхом Завете ясно написано, что добро, что зло, что черное, а что белое…
— Отвезите меня лучше назад, к вокзалу, — попросил Гудир, но Ребус покачал головой.
— Помнишь, в субботу утром мы разговаривали в коридоре — ты, я и Шивон? Ты ехал в свой участок, а к нам зашел попрощаться…
— Помню, конечно.
— Ты сказал мне, что, когда я выйду на пенсию, я смогу наконец починить багажник «сааба». — Ребус коротко взглянул на своего пассажира. — Кстати, я до сих пор этого не сделал.
— Несмотря на то, что у вас теперь достаточно времени?
Ребус коротко рассмеялся.
— Мне вот что не дает покоя… Как ты вообще об этом узнал?
— О чем?
— О том, что у меня плохо закрывается багажник. Я спрашивал Шивон, но она не помнит, чтобы говорила тебе что-то подобное. Я тоже уверен, что в наших с тобой многочисленных беседах мы этой темы не касались. Так откуда?..
— Я узнал об этом в тот вечер, когда убили Федорова, — объяснил Гудир.
Ребус кивнул:
— Я пришел к тому же выводу. Когда мы с Шивон приехали на Реберн-вайнд, ты был уже на месте и мог видеть, как я доставал из багажника спецкостюм для осмотра места происшествия и как потом я с трудом захлопнул чертов замок.
— Ну и что из этого?
— Я пока и сам не знаю, что. Зато я знаю другое: я упрятал твоего деда за решетку, а когда он умер, это разрушило твою семью. Подобные события способны причинить глубокие раны, которые болят потом еще долгие годы. Ты лишился отца и матери, а твой брат Сол ступил на скользкую дорожку и стал работать на Большого Гора Кафферти. О наших с Кафферти особых, — назовем их так, — отношениях ты был достаточно хорошо осведомлен: Шивон говорила, что ты несколько раз расспрашивал ее об этом. Она, кстати, считает себя виноватой…
— В чем?
— Шивон считает: если бы она не рассказала тебе, что я ненавижу Кафферти всеми фибрами, ничего бы не случилось. Но она рассказала, и ты сразу сообразил, что это обстоятельство автоматически сделает меня главным подозреваемым, если с Кафферти случится что-нибудь плохое. — Ребус немного помолчал и добавил: — И конечно, Шивон казнит себя за то, что вообще привлекла тебя к работе. Ей кажется, что ты использовал ее, скрыв свои подлинные мотивы.
— Так куда мы едем? — Гудир взялся за рацию, которая висела у него на плечевом ремне, время от времени разражаясь шипением и треском помех.
— Мы с Шивон все обсудили, — сказал Ребус. — И она считает, что это не лишено смысла…
— Что именно?
— В субботу я разговаривал с Соней…
— Вы это уже говорили.
— В тот вечер, когда напали на Кафферти, ты сказал мне и Шивон, что у вас назначено свидание. — Ребус снова немного помолчал. — Но Соня ничего такого не помнит. Больше того, в тот вечер она дежурила — именно так она и оказалась на месте происшествия. А еще Соня сказала, что это ты посоветовал ей искать улики под мостом.
— Что-что?
— Она сказала, что нашла окровавленную пластиковую бахилу под мостом, потому что ты посоветовал искать ее там.
— Но постойте…
— Одно меня смущает, Тодд, — ты ведь на это происшествие не ездил. Ни в качестве патрульного, ни в качестве ученика детектива. Вероятно, Соня позвонила тебе и сказала, что ее срочно вызывают на осмотр места преступления — на канал. Именно тогда ты и посоветовал ей как следует посмотреть под мостом. Почему? Потому что ты знал, что там есть мост, и знал, что она там найдет.
— Остановите машину!
— Хочешь обвинить меня в похищении, сынок?.. — Ребус холодно улыбнулся. — Инспектор Джон Ребус и наркоторговец Моррис Гордон Кафферти — два человека, которые причинили страшное зло тебе и твоей семье… И вдруг тебе представился шанс отомстить одному и подставить другого. Ты не сомневался, что на бахиле найдутся мои отпечатки, тем более что взять ее из багажника ты мог в любое время. В тот вечер у бара нас было трое: ты, я и Шивон. Только ты и она знали, что я иду на встречу с Кафферти… только вы — и никто больше. Ты отправился за мной, дождался, пока Кафферти останется один, и ударил сзади по голове. Шивон сказала: ты был потрясен, когда узнал, что за Кафферти следили ребята из НОПа. Если бы я не поручил ей отвлечь их, на тебя в ту же ночь надели бы наручники…
— Чушь! — отрезал Гудир.
— Собственно говоря, все это не имеет особого значения, — сказал Ребус почти миролюбивым тоном. — Доказать я все равно ничего не могу. — Он снова повернулся к Гудиру. — Мои поздравления, юный Тодд: ты легко отделался. Должно быть, твой Бог особо о тебе заботится.
— Я сам о себе забочусь — о себе и своей семье… — И голос, и взгляд Гудира изменились, стали холоднее и жестче. — Я давно мечтал отомстить Кафферти, но все не представлялось удобного случая. Потом Сола ранили, и я, наверное, впервые за все время по-настоящему задумался о том, что для меня и моих близких все могло бы сложиться иначе. Я знал, что вы хорошо знакомы с Кафферти, а значит, я должен был быть как можно ближе к вам, чтобы добраться до него… — Гудир выпрямился, неотрывно глядя на дорогу впереди. — И тут вы проговорились. Вы сказали, что это вы отправили моего деда за решетку: расследовали его дело, собирали улики и свидетельствовали против него в суде. Именно тогда я вдруг понял, как мне одним ударом разделаться с вами обоими.