— Просто нам стало любопытно, почему вы умолчали об этом эпизоде, — продолжала гнуть свою линию Шивон.
— А скажите, сержант, разве остальные политики, которые были на сцене вместе с Федоровым, поспешили заявить о своем знакомстве с ним? Или выступить с воспоминаниями? Нет, потому что они могут рассказать вам не больше моего. Наш русский друг выпил несколько бокалов вина, слопал несколько сэндвичей — и все это в полном молчании. За все время он не сказал нам ни единого слова. Лично у меня сложилось впечатление, что он недолюбливает политиков.
— А после передачи?
— Нас всех ждали машины или такси. Федоров пробормотал что-то вроде «до свидания» и ушел, и, между прочим, унес в кармане почти полную бутылку вина с общего стола. — Макфарлейн покачала головой. — Не представляю, как эти сведения могут помочь вашему расследованию.
— Значит, вы с ним больше не виделись?
— Разве я не сказала вам только что: это был первый и единственный раз?.. — Она посмотрела на Лидла, словно ждала от него подтверждения своих слов.
Шивон тоже взглянула на секретаря:
— А вы, мистер Лидл? Разве вы не разговаривали с Федоровым в Круглой башне?
— Я, разумеется, ему представился, но он… Он произвел на меня впечатление человека необщительного, почти грубого. На это шоу всегда приглашают кого-то одного, кто не имеет отношения к политике, однако с таким человеком всегда проводится подробное предварительное собеседование. Случайно я знаю, что журналистка, которая работала с Федоровым, осталась не слишком довольна: судя по ее заметкам, русский поэт крайне неохотно шел на контакт. Я до сих пор удивляюсь, как он вообще попал на передачу.
Шивон задумалась. Чарльз Риордан сказал, что Федоров любил общаться с людьми, тогда как завсегдатай «Мадерса» утверждал — в баре поэт держался обособленно и замкнуто. Теперь то же самое говорили Макфарлейн и Лидл. Кто же из них лжет? А может быть, в общении с разными людьми характер Федорова раскрывался по-разному?
— Как вы думаете, кому пришла в голову мысль пригласить его на шоу? — спросила она у Лидла.
— Продюсеру, редактору, кому-то из членов съемочной группы, которая готовит «Время вопросов». Любой мог высказать подобную идею.
— А не могло это быть своеобразным ответом Москве? — неожиданно вмешался Гудир.
— Это не исключено.
Макфарлейн посмотрела на констебля с явным уважением.
— Что вы имеете в виду? — спросила Шивон у своего спутника.
— Некоторое время назад в Москве был убит британский журналист, — ответил тот. — Возможно, Би-би-си решила таким способом показать русским, что свободу слова убить нельзя.
— И все-таки кое-чего русские достигли, — заметил Лидл. — Иначе бы в нашей сегодняшней встрече не было нужды. Или взять хотя бы того беднягу в Лондоне… Литвиненко…
Макфарлейн строго посмотрела на него:
— Именно такие слухи следует подавлять в зародыше, Родди.
— Да, конечно, — поспешно согласился секретарь и принялся двигать по столу свою давно опустевшую чашку.
— Итак, позвольте мне подвести некоторые итоги, — проговорила Шивон после непродолжительного молчания. — Вы оба познакомились с Федоровым на записи передачи «Время вопросов», но не разговаривали с ним. Вы не сталкивались с ним раньше и не встречались впоследствии. Так я, пожалуй, и напишу в моем рапорте.
— В рапорте? — резко сказала Макфарлейн.
— В нашем внутреннем рапорте, — уточнила Шивон. — Этот документ предназначен исключительно для служебного пользования, поэтому содержащиеся в нем сведения не подлежат разглашению… — Она выдержала паузу и нанесла свой coup de grace: — До суда.
Лицо Макфарлейн слегка покраснело от сдерживаемого гнева.
— Я уже говорила вам, сержант, что у нас в городе находится группа потенциальных инвесторов из России. И мы должны сделать все, чтобы не отпугнуть их каким-нибудь неосторожным…
— Почему вы считаете, — перебила Шивон, — что, если они увидят, как методично и тщательно умеет действовать наша полиция, это непременно их отпугнет?
Макфарлейн хотела что-то возразить, но как раз в этот момент зазвонил ее мобильник. Отвернувшись от стола, член парламента поднесла аппарат к уху.
— Стюарт?.. Как дела?
«Стюарт, — догадалась Шивон, — это наверняка мистер Джени».
— Надеюсь, ты заказал столик в «Эндрю Фэйрли»?.. — Поднявшись из-за стола, Меган Макфарлейн двинулась к дверям, на ходу высматривая кого-то сквозь выходящие на улицу высокие окна вестибюля.
— «Эндрю Фэйрли» — это ресторан в отеле «Глениглз», — пояснил Лидл.
— Я в курсе, — кивнула Шивон и добавила специально для Гудира: — Спасители национальной экономики ужинают в лучших ресторанах, живут в лучших отелях и играют в гольф после завтрака. Скажите, мистер Лидл, кто все это оплачивает? Часом, не рядовые налогоплательщики?
Секретарь пожал плечами, и Шивон снова повернулась к Гудиру:
— Вы все еще считаете, что кроткие наследуют землю?
— Псалом тридцать шестой, стих одиннадцатый, — пробормотал Гудир.
Шивон собиралась добавить еще кое-что, но тут зазвонил ее собственный мобильник. Это был Джон Ребус, который хотел знать, удалось ли ей выяснить что-нибудь интересное.
— Констебль Гудир только что сообщил мне, что кроткие наследуют землю, — отрапортовала Шивон. — Кажется, это откуда-то из Библии…
Ребус позвонил только потому, что ему стало скучно, однако меньше чем через полминуты после того, как Шивон взяла трубку, он увидел черный «фольксваген-пассат», который резко затормозил у бордюра напротив автостоянки. Из машины вышла женщина. Ребус был уверен, что это — Кэтрин Милз, и поспешил закончить разговор.